(1) Павла Ми­хай­ло­ви­ча Тре­тья­ко­ва едва ли можно на­звать кол­лек­ци­о­не­ром в при­выч­ном смыс­ле этого слова. (2) По­свя­тив всю жизнь со­би­ра­нию кар­тин, отдав этому делу все силы и сред­ства  — от на­чаль­ной по­куп­ки кар­тин до воз­ве­де­ния зда­ния га­ле­реи,  — Тре­тья­ков по­сту­пал не как оди­ноч­ка-ис­ка­тель, а как со­зда­тель об­ще­на­род­но­го со­бра­ния изоб­ра­зи­тель­ных бо­гатств. (3) Всю жизнь он при­об­ре­тал кар­ти­ны, всё луч­шее в рус­ской на­ци­о­наль­ной жи­во­пи­си, а потом по­да­рил Москве.

(4) Пер­во­на­чаль­но Павел Ми­хай­ло­вич по­ку­пал кар­ти­ны со­вре­мен­ни­ков, от­да­вая пред­по­чте­ние ху­дож­ни­кам де­мо­кра­ти­че­ско­го на­прав­ле­ния. (5) По­дол­гу про­ста­и­ва­ли по­се­ти­те­ли перед ярко-кра­соч­ны­ми ба­таль­ны­ми по­лот­на­ми ху­дож­ни­ка Ве­ре­ща­ги­на, перед об­ли­чи­тель­ным «Не­рав­ным бра­ком» Пу­ки­ре­ва или ис­то­ри­ко-ро­ман­ти­че­ской «Княж­ной Та­ра­ка­но­вой» Фла­виц­ко­го.

(6) Затем у Тре­тья­ко­ва воз­ник­ла ин­те­рес­ная мысль  — по­ка­зать ис­кус­ство в дви­же­нии, в че­ре­до­ва­нии сти­лей и на­прав­ле­ний. (7) По­явил­ся зал с оду­хо­творёнными и воз­вы­шен­ны­ми порт­ре­та­ми, ко­то­рые были на­пи­са­ны ста­ры­ми ма­сте­ра­ми: Ле­виц­ким, Бо­ро­ви­ков­ским, Ро­ко­то­вым, а также более близ­ки­ми по вре­ме­ни к Тре­тья­ко­ву ху­дож­ни­ка­ми  — Тро­пи­ни­ным, Ве­не­ци­а­но­вым, Брюл­ло­вым.

(8) Со­бы­ти­ем ху­до­же­ствен­ной и об­ще­ствен­ной жизни Моск­вы, да и всей Рос­сии, стало по­яв­ле­ние в га­ле­рее таких круп­ных по­ло­тен, как «Иван Гроз­ный и сын его Иван» Ильи Ре­пи­на, «Утро стре­лец­кой казни», «Бо­яры­ня Мо­ро­зо­ва» Ва­си­лия Су­ри­ко­ва, «Яв­ле­ние Хри­ста на­ро­ду» Алек­сандра Ива­но­ва.

(9) Тре­тья­ков все­гда по­ра­жал без­оши­боч­но­стью вкуса. (10) Это поз­во­ли­ло ему со­брать ве­ли­ко­леп­ную кол­лек­цию кар­тин и со­здать музей на­ци­о­наль­ной жи­во­пи­си.

(1) Павла Ми­хай­ло­ви­ча Тре­тья­ко­ва едва ли можно на­звать кол­лек­ци­о­не­ром в при­выч­ном смыс­ле этого слова. (2) По­свя­тив всю жизнь со­би­ра­нию кар­тин, отдав этому делу все силы и сред­ства  — от на­чаль­ной по­куп­ки кар­тин до воз­ве­де­ния зда­ния га­ле­реи,  — Тре­тья­ков по­сту­пал не как оди­ноч­ка-ис­ка­тель, а как со­зда­тель об­ще­на­род­но­го со­бра­ния изоб­ра­зи­тель­ных бо­гатств. (3) Всю жизнь он при­об­ре­тал кар­ти­ны, всё луч­шее в рус­ской на­ци­о­наль­ной жи­во­пи­си, а потом по­да­рил Москве.

(4) Пер­во­на­чаль­но Павел Ми­хай­ло­вич по­ку­пал кар­ти­ны со­вре­мен­ни­ков, от­да­вая пред­по­чте­ние ху­дож­ни­кам де­мо­кра­ти­че­ско­го на­прав­ле­ния. (5) По­дол­гу про­ста­и­ва­ли по­се­ти­те­ли перед ярко-кра­соч­ны­ми ба­таль­ны­ми по­лот­на­ми ху­дож­ни­ка Ве­ре­ща­ги­на, перед об­ли­чи­тель­ным «Не­рав­ным бра­ком» Пу­ки­ре­ва или ис­то­ри­ко-ро­ман­ти­че­ской «Княж­ной Та­ра­ка­но­вой» Фла­виц­ко­го.

(6) Затем у Тре­тья­ко­ва воз­ник­ла ин­те­рес­ная мысль  — по­ка­зать ис­кус­ство в дви­же­нии, в че­ре­до­ва­нии сти­лей и на­прав­ле­ний. (7) По­явил­ся зал с оду­хо­творёнными и воз­вы­шен­ны­ми порт­ре­та­ми, ко­то­рые были на­пи­са­ны ста­ры­ми ма­сте­ра­ми: Ле­виц­ким, Бо­ро­ви­ков­ским, Ро­ко­то­вым, а также более близ­ки­ми по вре­ме­ни к Тре­тья­ко­ву ху­дож­ни­ка­ми  — Тро­пи­ни­ным, Ве­не­ци­а­но­вым, Брюл­ло­вым.

(8) Со­бы­ти­ем ху­до­же­ствен­ной и об­ще­ствен­ной жизни Моск­вы, да и всей Рос­сии, стало по­яв­ле­ние в га­ле­рее таких круп­ных по­ло­тен, как «Иван Гроз­ный и сын его Иван» Ильи Ре­пи­на, «Утро стре­лец­кой казни», «Бо­яры­ня Мо­ро­зо­ва» Ва­си­лия Су­ри­ко­ва, «Яв­ле­ние Хри­ста на­ро­ду» Алек­сандра Ива­но­ва.

(9) Тре­тья­ков все­гда по­ра­жал без­оши­боч­но­стью вкуса. (10) Это поз­во­ли­ло ему со­брать ве­ли­ко­леп­ную кол­лек­цию кар­тин и со­здать музей на­ци­о­наль­ной жи­во­пи­си.

(1) Павла Ми­хай­ло­ви­ча Тре­тья­ко­ва едва ли можно на­звать кол­лек­ци­о­не­ром в при­выч­ном смыс­ле этого слова. (2) По­свя­тив всю жизнь со­би­ра­нию кар­тин, отдав этому делу все силы и сред­ства  — от на­чаль­ной по­куп­ки кар­тин до воз­ве­де­ния зда­ния га­ле­реи,  — Тре­тья­ков по­сту­пал не как оди­ноч­ка-ис­ка­тель, а как со­зда­тель об­ще­на­род­но­го со­бра­ния изоб­ра­зи­тель­ных бо­гатств. (3) Всю жизнь он при­об­ре­тал кар­ти­ны, всё луч­шее в рус­ской на­ци­о­наль­ной жи­во­пи­си, а потом по­да­рил Москве.

(4) Пер­во­на­чаль­но Павел Ми­хай­ло­вич по­ку­пал кар­ти­ны со­вре­мен­ни­ков, от­да­вая пред­по­чте­ние ху­дож­ни­кам де­мо­кра­ти­че­ско­го на­прав­ле­ния. (5) По­дол­гу про­ста­и­ва­ли по­се­ти­те­ли перед ярко-кра­соч­ны­ми ба­таль­ны­ми по­лот­на­ми ху­дож­ни­ка Ве­ре­ща­ги­на, перед об­ли­чи­тель­ным «Не­рав­ным бра­ком» Пу­ки­ре­ва или ис­то­ри­ко-ро­ман­ти­че­ской «Княж­ной Та­ра­ка­но­вой» Фла­виц­ко­го.

(6) Затем у Тре­тья­ко­ва воз­ник­ла ин­те­рес­ная мысль  — по­ка­зать ис­кус­ство в дви­же­нии, в че­ре­до­ва­нии сти­лей и на­прав­ле­ний. (7) По­явил­ся зал с оду­хо­творёнными и воз­вы­шен­ны­ми порт­ре­та­ми, ко­то­рые были на­пи­са­ны ста­ры­ми ма­сте­ра­ми: Ле­виц­ким, Бо­ро­ви­ков­ским, Ро­ко­то­вым, а также более близ­ки­ми по вре­ме­ни к Тре­тья­ко­ву ху­дож­ни­ка­ми  — Тро­пи­ни­ным, Ве­не­ци­а­но­вым, Брюл­ло­вым.

(8) Со­бы­ти­ем ху­до­же­ствен­ной и об­ще­ствен­ной жизни Моск­вы, да и всей Рос­сии, стало по­яв­ле­ние в га­ле­рее таких круп­ных по­ло­тен, как «Иван Гроз­ный и сын его Иван» Ильи Ре­пи­на, «Утро стре­лец­кой казни», «Бо­яры­ня Мо­ро­зо­ва» Ва­си­лия Су­ри­ко­ва, «Яв­ле­ние Хри­ста на­ро­ду» Алек­сандра Ива­но­ва.

(9) Тре­тья­ков все­гда по­ра­жал без­оши­боч­но­стью вкуса. (10) Это поз­во­ли­ло ему со­брать ве­ли­ко­леп­ную кол­лек­цию кар­тин и со­здать музей на­ци­о­наль­ной жи­во­пи­си.

(1) Павла Ми­хай­ло­ви­ча Тре­тья­ко­ва едва ли можно на­звать кол­лек­ци­о­не­ром в при­выч­ном смыс­ле этого слова. (2) По­свя­тив всю жизнь со­би­ра­нию кар­тин, отдав этому делу все силы и сред­ства  — от на­чаль­ной по­куп­ки кар­тин до воз­ве­де­ния зда­ния га­ле­реи,  — Тре­тья­ков по­сту­пал не как оди­ноч­ка-ис­ка­тель, а как со­зда­тель об­ще­на­род­но­го со­бра­ния изоб­ра­зи­тель­ных бо­гатств. (3) Всю жизнь он при­об­ре­тал кар­ти­ны, всё луч­шее в рус­ской на­ци­о­наль­ной жи­во­пи­си, а потом по­да­рил Москве.

(4) Пер­во­на­чаль­но Павел Ми­хай­ло­вич по­ку­пал кар­ти­ны со­вре­мен­ни­ков, от­да­вая пред­по­чте­ние ху­дож­ни­кам де­мо­кра­ти­че­ско­го на­прав­ле­ния. (5) По­дол­гу про­ста­и­ва­ли по­се­ти­те­ли перед ярко-кра­соч­ны­ми ба­таль­ны­ми по­лот­на­ми ху­дож­ни­ка Ве­ре­ща­ги­на, перед об­ли­чи­тель­ным «Не­рав­ным бра­ком» Пу­ки­ре­ва или ис­то­ри­ко-ро­ман­ти­че­ской «Княж­ной Та­ра­ка­но­вой» Фла­виц­ко­го.

(6) Затем у Тре­тья­ко­ва воз­ник­ла ин­те­рес­ная мысль  — по­ка­зать ис­кус­ство в дви­же­нии, в че­ре­до­ва­нии сти­лей и на­прав­ле­ний. (7) По­явил­ся зал с оду­хо­творёнными и воз­вы­шен­ны­ми порт­ре­та­ми, ко­то­рые были на­пи­са­ны ста­ры­ми ма­сте­ра­ми: Ле­виц­ким, Бо­ро­ви­ков­ским, Ро­ко­то­вым, а также более близ­ки­ми по вре­ме­ни к Тре­тья­ко­ву ху­дож­ни­ка­ми  — Тро­пи­ни­ным, Ве­не­ци­а­но­вым, Брюл­ло­вым.

(8) Со­бы­ти­ем ху­до­же­ствен­ной и об­ще­ствен­ной жизни Моск­вы, да и всей Рос­сии, стало по­яв­ле­ние в га­ле­рее таких круп­ных по­ло­тен, как «Иван Гроз­ный и сын его Иван» Ильи Ре­пи­на, «Утро стре­лец­кой казни», «Бо­яры­ня Мо­ро­зо­ва» Ва­си­лия Су­ри­ко­ва, «Яв­ле­ние Хри­ста на­ро­ду» Алек­сандра Ива­но­ва.

(9) Тре­тья­ков все­гда по­ра­жал без­оши­боч­но­стью вкуса. (10) Это поз­во­ли­ло ему со­брать ве­ли­ко­леп­ную кол­лек­цию кар­тин и со­здать музей на­ци­о­наль­ной жи­во­пи­си.

(1) Павла Ми­хай­ло­ви­ча Тре­тья­ко­ва едва ли можно на­звать кол­лек­ци­о­не­ром в при­выч­ном смыс­ле этого слова. (2) По­свя­тив всю жизнь со­би­ра­нию кар­тин, отдав этому делу все силы и сред­ства  — от на­чаль­ной по­куп­ки кар­тин до воз­ве­де­ния зда­ния га­ле­реи,  — Тре­тья­ков по­сту­пал не как оди­ноч­ка-ис­ка­тель, а как со­зда­тель об­ще­на­род­но­го со­бра­ния изоб­ра­зи­тель­ных бо­гатств. (3) Всю жизнь он при­об­ре­тал кар­ти­ны, всё луч­шее в рус­ской на­ци­о­наль­ной жи­во­пи­си, а потом по­да­рил Москве.

(4) Пер­во­на­чаль­но Павел Ми­хай­ло­вич по­ку­пал кар­ти­ны со­вре­мен­ни­ков, от­да­вая пред­по­чте­ние ху­дож­ни­кам де­мо­кра­ти­че­ско­го на­прав­ле­ния. (5) По­дол­гу про­ста­и­ва­ли по­се­ти­те­ли перед ярко-кра­соч­ны­ми ба­таль­ны­ми по­лот­на­ми ху­дож­ни­ка Ве­ре­ща­ги­на, перед об­ли­чи­тель­ным «Не­рав­ным бра­ком» Пу­ки­ре­ва или ис­то­ри­ко-ро­ман­ти­че­ской «Княж­ной Та­ра­ка­но­вой» Фла­виц­ко­го.

(6) Затем у Тре­тья­ко­ва воз­ник­ла ин­те­рес­ная мысль  — по­ка­зать ис­кус­ство в дви­же­нии, в че­ре­до­ва­нии сти­лей и на­прав­ле­ний. (7) По­явил­ся зал с оду­хо­творёнными и воз­вы­шен­ны­ми порт­ре­та­ми, ко­то­рые были на­пи­са­ны ста­ры­ми ма­сте­ра­ми: Ле­виц­ким, Бо­ро­ви­ков­ским, Ро­ко­то­вым, а также более близ­ки­ми по вре­ме­ни к Тре­тья­ко­ву ху­дож­ни­ка­ми  — Тро­пи­ни­ным, Ве­не­ци­а­но­вым, Брюл­ло­вым.

(8) Со­бы­ти­ем ху­до­же­ствен­ной и об­ще­ствен­ной жизни Моск­вы, да и всей Рос­сии, стало по­яв­ле­ние в га­ле­рее таких круп­ных по­ло­тен, как «Иван Гроз­ный и сын его Иван» Ильи Ре­пи­на, «Утро стре­лец­кой казни», «Бо­яры­ня Мо­ро­зо­ва» Ва­си­лия Су­ри­ко­ва, «Яв­ле­ние Хри­ста на­ро­ду» Алек­сандра Ива­но­ва.

(9) Тре­тья­ков все­гда по­ра­жал без­оши­боч­но­стью вкуса. (10) Это поз­во­ли­ло ему со­брать ве­ли­ко­леп­ную кол­лек­цию кар­тин и со­здать музей на­ци­о­наль­ной жи­во­пи­си.

(1) Павла Ми­хай­ло­ви­ча Тре­тья­ко­ва едва ли можно на­звать кол­лек­ци­о­не­ром в при­выч­ном смыс­ле этого слова. (2) По­свя­тив всю жизнь со­би­ра­нию кар­тин, отдав этому делу все силы и сред­ства  — от на­чаль­ной по­куп­ки кар­тин до воз­ве­де­ния зда­ния га­ле­реи,  — Тре­тья­ков по­сту­пал не как оди­ноч­ка-ис­ка­тель, а как со­зда­тель об­ще­на­род­но­го со­бра­ния изоб­ра­зи­тель­ных бо­гатств. (3) Всю жизнь он при­об­ре­тал кар­ти­ны, всё луч­шее в рус­ской на­ци­о­наль­ной жи­во­пи­си, а потом по­да­рил Москве.

(4) Пер­во­на­чаль­но Павел Ми­хай­ло­вич по­ку­пал кар­ти­ны со­вре­мен­ни­ков, от­да­вая пред­по­чте­ние ху­дож­ни­кам де­мо­кра­ти­че­ско­го на­прав­ле­ния. (5) По­дол­гу про­ста­и­ва­ли по­се­ти­те­ли перед ярко-кра­соч­ны­ми ба­таль­ны­ми по­лот­на­ми ху­дож­ни­ка Ве­ре­ща­ги­на, перед об­ли­чи­тель­ным «Не­рав­ным бра­ком» Пу­ки­ре­ва или ис­то­ри­ко-ро­ман­ти­че­ской «Княж­ной Та­ра­ка­но­вой» Фла­виц­ко­го.

(6) Затем у Тре­тья­ко­ва воз­ник­ла ин­те­рес­ная мысль  — по­ка­зать ис­кус­ство в дви­же­нии, в че­ре­до­ва­нии сти­лей и на­прав­ле­ний. (7) По­явил­ся зал с оду­хо­творёнными и воз­вы­шен­ны­ми порт­ре­та­ми, ко­то­рые были на­пи­са­ны ста­ры­ми ма­сте­ра­ми: Ле­виц­ким, Бо­ро­ви­ков­ским, Ро­ко­то­вым, а также более близ­ки­ми по вре­ме­ни к Тре­тья­ко­ву ху­дож­ни­ка­ми  — Тро­пи­ни­ным, Ве­не­ци­а­но­вым, Брюл­ло­вым.

(8) Со­бы­ти­ем ху­до­же­ствен­ной и об­ще­ствен­ной жизни Моск­вы, да и всей Рос­сии, стало по­яв­ле­ние в га­ле­рее таких круп­ных по­ло­тен, как «Иван Гроз­ный и сын его Иван» Ильи Ре­пи­на, «Утро стре­лец­кой казни», «Бо­яры­ня Мо­ро­зо­ва» Ва­си­лия Су­ри­ко­ва, «Яв­ле­ние Хри­ста на­ро­ду» Алек­сандра Ива­но­ва.

(9) Тре­тья­ков все­гда по­ра­жал без­оши­боч­но­стью вкуса. (10) Это поз­во­ли­ло ему со­брать ве­ли­ко­леп­ную кол­лек­цию кар­тин и со­здать музей на­ци­о­наль­ной жи­во­пи­си.

(1) Павла Ми­хай­ло­ви­ча Тре­тья­ко­ва едва ли можно на­звать кол­лек­ци­о­не­ром в при­выч­ном смыс­ле этого слова. (2) По­свя­тив всю жизнь со­би­ра­нию кар­тин, отдав этому делу все силы и сред­ства  — от на­чаль­ной по­куп­ки кар­тин до воз­ве­де­ния зда­ния га­ле­реи,  — Тре­тья­ков по­сту­пал не как оди­ноч­ка-ис­ка­тель, а как со­зда­тель об­ще­на­род­но­го со­бра­ния изоб­ра­зи­тель­ных бо­гатств. (3) Всю жизнь он при­об­ре­тал кар­ти­ны, всё луч­шее в рус­ской на­ци­о­наль­ной жи­во­пи­си, а потом по­да­рил Москве.

(4) Пер­во­на­чаль­но Павел Ми­хай­ло­вич по­ку­пал кар­ти­ны со­вре­мен­ни­ков, от­да­вая пред­по­чте­ние ху­дож­ни­кам де­мо­кра­ти­че­ско­го на­прав­ле­ния. (5) По­дол­гу про­ста­и­ва­ли по­се­ти­те­ли перед ярко-кра­соч­ны­ми ба­таль­ны­ми по­лот­на­ми ху­дож­ни­ка Ве­ре­ща­ги­на, перед об­ли­чи­тель­ным «Не­рав­ным бра­ком» Пу­ки­ре­ва или ис­то­ри­ко-ро­ман­ти­че­ской «Княж­ной Та­ра­ка­но­вой» Фла­виц­ко­го.

(6) Затем у Тре­тья­ко­ва воз­ник­ла ин­те­рес­ная мысль  — по­ка­зать ис­кус­ство в дви­же­нии, в че­ре­до­ва­нии сти­лей и на­прав­ле­ний. (7) По­явил­ся зал с оду­хо­творёнными и воз­вы­шен­ны­ми порт­ре­та­ми, ко­то­рые были на­пи­са­ны ста­ры­ми ма­сте­ра­ми: Ле­виц­ким, Бо­ро­ви­ков­ским, Ро­ко­то­вым, а также более близ­ки­ми по вре­ме­ни к Тре­тья­ко­ву ху­дож­ни­ка­ми  — Тро­пи­ни­ным, Ве­не­ци­а­но­вым, Брюл­ло­вым.

(8) Со­бы­ти­ем ху­до­же­ствен­ной и об­ще­ствен­ной жизни Моск­вы, да и всей Рос­сии, стало по­яв­ле­ние в га­ле­рее таких круп­ных по­ло­тен, как «Иван Гроз­ный и сын его Иван» Ильи Ре­пи­на, «Утро стре­лец­кой казни», «Бо­яры­ня Мо­ро­зо­ва» Ва­си­лия Су­ри­ко­ва, «Яв­ле­ние Хри­ста на­ро­ду» Алек­сандра Ива­но­ва.

(9) Тре­тья­ков все­гда по­ра­жал без­оши­боч­но­стью вкуса. (10) Это поз­во­ли­ло ему со­брать ве­ли­ко­леп­ную кол­лек­цию кар­тин и со­здать музей на­ци­о­наль­ной жи­во­пи­си.

(1) В годы Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной войны на­рав­не с лю­дь­ми сра­жа­лись и жи­вот­ные. (2) Вер­блю­дов стали брать в армию не от хо­ро­шей жизни. (3) Когда в Аст­ра­хан­ской об­ла­сти пе­ре­би­ли всех ло­ша­дей, не­ко­му стало та­щить ар­тил­ле­рий­ские сна­ря­ды и по­ле­вую кухню. (4) Мно­гие дву­гор­бые, вы­со­кие и слиш­ком мед­ли­тель­ные, по­гиб­ли в пер­вые же дни служ­бы, став лёгкой ми­ше­нью. (5) Од­на­ко были такие, кто му­же­ствен­но вы­тер­пел все тя­го­ты сол­дат­ской служ­бы, уце­лел и дожил до по­бе­ды.

(6) Вер­блю­ды Маша и Миша про­ша­га­ли со своим ар­тил­ле­рий­ским расчётом 902-го стрел­ко­во­го полка до Бер­ли­на. (7) А когда гвар­дей­ский кор­пус одним из пер­вых ока­зал­ся у рейхс­кан­це­ля­рии, вер­блю­ды не­воз­му­ти­мо под­во­зи­ли ору­жие, тем самым за­щи­щая во­и­нов, во­дру­жав­ших Знамя По­бе­ды над Рейхс­та­гом. (8) Машу и Мишу не пу­га­ли ни раз­ры­вы сна­ря­дов, ни свист пуль, ни тяжёлый гул ору­дии, ко­то­рый даже люди пе­ре­но­си­ли с тру­дом.

(9) После окон­ча­ния Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной войны, во время пе­ре­дис­ло­ка­ции со­вет­ских войск, штаб­ное на­чаль­ство ве­ле­ло от­пра­вить жи­вот­ных на бойню, но ар­мей­цы по­тре­бо­ва­ли найти дру­гое ре­ше­ние. (10) И ге­ро­и­че­ских жи­вот­ных, с ко­то­ры­ми бойцы де­ли­ли скуд­ный паёк и тя­го­ты войны, оста­ви­ли в Бер­лин­ском зоо­пар­ке.

(11) А в 2008 году скром­ным тру­же­ни­кам Маше и Мише, при­бли­жав­шим День По­бе­ды в меру своих сил, в го­ро­де Ах­ту­бин­ске уста­но­ви­ли брон­зо­вый па­мят­ник. (12) Так уве­ко­ве­чи­ли му­же­ство, ге­ро­изм и тро­га­тель­ную друж­бу че­ло­ве­ка и жи­вот­но­го.

(1) В годы Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной войны на­рав­не с лю­дь­ми сра­жа­лись и жи­вот­ные. (2) Вер­блю­дов стали брать в армию не от хо­ро­шей жизни. (3) Когда в Аст­ра­хан­ской об­ла­сти пе­ре­би­ли всех ло­ша­дей, не­ко­му стало та­щить ар­тил­ле­рий­ские сна­ря­ды и по­ле­вую кухню. (4) Мно­гие дву­гор­бые, вы­со­кие и слиш­ком мед­ли­тель­ные, по­гиб­ли в пер­вые же дни служ­бы, став лёгкой ми­ше­нью. (5) Од­на­ко были такие, кто му­же­ствен­но вы­тер­пел все тя­го­ты сол­дат­ской служ­бы, уце­лел и дожил до по­бе­ды.

(6) Вер­блю­ды Маша и Миша про­ша­га­ли со своим ар­тил­ле­рий­ским расчётом 902-го стрел­ко­во­го полка до Бер­ли­на. (7) А когда гвар­дей­ский кор­пус одним из пер­вых ока­зал­ся у рейхс­кан­це­ля­рии, вер­блю­ды не­воз­му­ти­мо под­во­зи­ли ору­жие, тем самым за­щи­щая во­и­нов, во­дру­жав­ших Знамя По­бе­ды над Рейхс­та­гом. (8) Машу и Мишу не пу­га­ли ни раз­ры­вы сна­ря­дов, ни свист пуль, ни тяжёлый гул ору­дии, ко­то­рый даже люди пе­ре­но­си­ли с тру­дом.

(9) После окон­ча­ния Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной войны, во время пе­ре­дис­ло­ка­ции со­вет­ских войск, штаб­ное на­чаль­ство ве­ле­ло от­пра­вить жи­вот­ных на бойню, но ар­мей­цы по­тре­бо­ва­ли найти дру­гое ре­ше­ние. (10) И ге­ро­и­че­ских жи­вот­ных, с ко­то­ры­ми бойцы де­ли­ли скуд­ный паёк и тя­го­ты войны, оста­ви­ли в Бер­лин­ском зоо­пар­ке.

(11) А в 2008 году скром­ным тру­же­ни­кам Маше и Мише, при­бли­жав­шим День По­бе­ды в меру своих сил, в го­ро­де Ах­ту­бин­ске уста­но­ви­ли брон­зо­вый па­мят­ник. (12) Так уве­ко­ве­чи­ли му­же­ство, ге­ро­изм и тро­га­тель­ную друж­бу че­ло­ве­ка и жи­вот­но­го.

(1) В годы Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной войны на­рав­не с лю­дь­ми сра­жа­лись и жи­вот­ные. (2) Вер­блю­дов стали брать в армию не от хо­ро­шей жизни. (3) Когда в Аст­ра­хан­ской об­ла­сти пе­ре­би­ли всех ло­ша­дей, не­ко­му стало та­щить ар­тил­ле­рий­ские сна­ря­ды и по­ле­вую кухню. (4) Мно­гие дву­гор­бые, вы­со­кие и слиш­ком мед­ли­тель­ные, по­гиб­ли в пер­вые же дни служ­бы, став лёгкой ми­ше­нью. (5) Од­на­ко были такие, кто му­же­ствен­но вы­тер­пел все тя­го­ты сол­дат­ской служ­бы, уце­лел и дожил до по­бе­ды.

(6) Вер­блю­ды Маша и Миша про­ша­га­ли со своим ар­тил­ле­рий­ским расчётом 902-го стрел­ко­во­го полка до Бер­ли­на. (7) А когда гвар­дей­ский кор­пус одним из пер­вых ока­зал­ся у рейхс­кан­це­ля­рии, вер­блю­ды не­воз­му­ти­мо под­во­зи­ли ору­жие, тем самым за­щи­щая во­и­нов, во­дру­жав­ших Знамя По­бе­ды над Рейхс­та­гом. (8) Машу и Мишу не пу­га­ли ни раз­ры­вы сна­ря­дов, ни свист пуль, ни тяжёлый гул ору­дии, ко­то­рый даже люди пе­ре­но­си­ли с тру­дом.

(9) После окон­ча­ния Ве­ли­кой Оте­че­ствен­ной войны, во время пе­ре­дис­ло­ка­ции со­вет­ских войск, штаб­ное на­чаль­ство ве­ле­ло от­пра­вить жи­вот­ных на бойню, но ар­мей­цы по­тре­бо­ва­ли найти дру­гое ре­ше­ние. (10) И ге­ро­и­че­ских жи­вот­ных, с ко­то­ры­ми бойцы де­ли­ли скуд­ный паёк и тя­го­ты войны, оста­ви­ли в Бер­лин­ском зоо­пар­ке.

(11) А в 2008 году скром­ным тру­же­ни­кам Маше и Мише, при­бли­жав­шим День По­бе­ды в меру своих сил, в го­ро­де Ах­ту­бин­ске уста­но­ви­ли брон­зо­вый па­мят­ник. (12) Так уве­ко­ве­чи­ли му­же­ство, ге­ро­изм и тро­га­тель­ную друж­бу че­ло­ве­ка и жи­вот­но­го.

(1) Ок­тябрь был уди­ви­тель­но хо­лод­ный, не­наст­ный. (2) Те­со­вые крыши по­чер­не­ли. (3) Спута(н/нн)ая трава в саду по­лег­ла.

(4) Над лу­га­ми та­щи­лись из-за реки, цеп­ля­лись за голые ветки ста­рых де­ре­вьев рых­лые тучи. (5) Из них на­зой­ли­во сы­пал­ся мел­кий дож­дик. (6) По просёлоч­ным до­ро­гам уже нель­зя было ни прой­ти, ни про­ехать.

(7) Ка­те­ри­не Пет­ров­не стало ещё труд­нее вста­вать по утрам и ви­деть всё то же: ком­на­ты, где за­сто­ял­ся горь­кий запах не­топ­ле­ных печей, пыль­ный «Вест­ник Ев­ро­пы», по­жел­тев­шие чашки на столе, давно не чи­щен­ный са­мо­вар и кар­ти­ны на сте­нах. (8) Может быть, в ком­на­тах было слиш­ком су­мрач­но, или, может быть, кар­ти­ны по­туск­не­ли от вре­ме­ни, но на них ни­че­го нель­зя было разо­брать. (9) Ка­те­ри­на Пет­ров­на толь­ко по па­мя­ти знала, что вот эта кар­ти­на  — порт­рет её отца, а вот эта  — ма­лень­кая, в зо­ло­той раме  — по­да­рок Крам­ско­го, эскиз к его «Не­из­вест­ной».

(10) Ка­те­ри­на Пет­ров­на до­жи­ва­ла свой век в ста­ром доме, ко­то­рый по­ст­ро..л её отец  — из­вест­ный ху­дож­ник. (11) В ста­ро­сти ху­дож­ник вер­нул­ся из Пе­тер­бур­га в своё село, жил на покое и за­ни­мал­ся садом. (12) Но пи­сать он уже не мог, по­сколь­ку дро­жа­ла рука. (13) Да и зре­ние ослаб­ло, часто бо­ле­ли глаза.

(14) Дом был, как го­во­ри­ла Ка­те­ри­на Пет­ров­на, «ме­мо­ри­аль­ный». (15) И по­это­му он на­хо­дил­ся под охра­ной об­ласт­но­го музея.

(1) Ок­тябрь был уди­ви­тель­но хо­лод­ный, не­наст­ный. (2) Те­со­вые крыши по­чер­не­ли. (3) Спута(н/нн)ая трава в саду по­лег­ла.

(4) Над лу­га­ми та­щи­лись из-за реки, цеп­ля­лись за голые ветки ста­рых де­ре­вьев рых­лые тучи. (5) Из них на­зой­ли­во сы­пал­ся мел­кий дож­дик. (6) По просёлоч­ным до­ро­гам уже нель­зя было ни прой­ти, ни про­ехать.

(7) Ка­те­ри­не Пет­ров­не стало ещё труд­нее вста­вать по утрам и ви­деть всё то же: ком­на­ты, где за­сто­ял­ся горь­кий запах не­топ­ле­ных печей, пыль­ный «Вест­ник Ев­ро­пы», по­жел­тев­шие чашки на столе, давно не чи­щен­ный са­мо­вар и кар­ти­ны на сте­нах. (8) Может быть, в ком­на­тах было слиш­ком су­мрач­но, или, может быть, кар­ти­ны по­туск­не­ли от вре­ме­ни, но на них ни­че­го нель­зя было разо­брать. (9) Ка­те­ри­на Пет­ров­на толь­ко по па­мя­ти знала, что вот эта кар­ти­на  — порт­рет её отца, а вот эта  — ма­лень­кая, в зо­ло­той раме  — по­да­рок Крам­ско­го, эскиз к его «Не­из­вест­ной».

(10) Ка­те­ри­на Пет­ров­на до­жи­ва­ла свой век в ста­ром доме, ко­то­рый по­ст­ро..л её отец  — из­вест­ный ху­дож­ник. (11) В ста­ро­сти ху­дож­ник вер­нул­ся из Пе­тер­бур­га в своё село, жил на покое и за­ни­мал­ся садом. (12) Но пи­сать он уже не мог, по­сколь­ку дро­жа­ла рука. (13) Да и зре­ние ослаб­ло, часто бо­ле­ли глаза.

(14) Дом был, как го­во­ри­ла Ка­те­ри­на Пет­ров­на, «ме­мо­ри­аль­ный». (15) И по­это­му он на­хо­дил­ся под охра­ной об­ласт­но­го музея.

(1) Ок­тябрь был уди­ви­тель­но хо­лод­ный, не­наст­ный. (2) Те­со­вые крыши по­чер­не­ли. (3) Спута(н/нн)ая трава в саду по­лег­ла.

(4) Над лу­га­ми та­щи­лись из-за реки, цеп­ля­лись за голые ветки ста­рых де­ре­вьев рых­лые тучи. (5) Из них на­зой­ли­во сы­пал­ся мел­кий дож­дик. (6) По просёлоч­ным до­ро­гам уже нель­зя было ни прой­ти, ни про­ехать.

(7) Ка­те­ри­не Пет­ров­не стало ещё труд­нее вста­вать по утрам и ви­деть всё то же: ком­на­ты, где за­сто­ял­ся горь­кий запах не­топ­ле­ных печей, пыль­ный «Вест­ник Ев­ро­пы», по­жел­тев­шие чашки на столе, давно не чи­щен­ный са­мо­вар и кар­ти­ны на сте­нах. (8) Может быть, в ком­на­тах было слиш­ком су­мрач­но, или, может быть, кар­ти­ны по­туск­не­ли от вре­ме­ни, но на них ни­че­го нель­зя было разо­брать. (9) Ка­те­ри­на Пет­ров­на толь­ко по па­мя­ти знала, что вот эта кар­ти­на  — порт­рет её отца, а вот эта  — ма­лень­кая, в зо­ло­той раме  — по­да­рок Крам­ско­го, эскиз к его «Не­из­вест­ной».

(10) Ка­те­ри­на Пет­ров­на до­жи­ва­ла свой век в ста­ром доме, ко­то­рый по­ст­ро..л её отец  — из­вест­ный ху­дож­ник. (11) В ста­ро­сти ху­дож­ник вер­нул­ся из Пе­тер­бур­га в своё село, жил на покое и за­ни­мал­ся садом. (12) Но пи­сать он уже не мог, по­сколь­ку дро­жа­ла рука. (13) Да и зре­ние ослаб­ло, часто бо­ле­ли глаза.

(14) Дом был, как го­во­ри­ла Ка­те­ри­на Пет­ров­на, «ме­мо­ри­аль­ный». (15) И по­это­му он на­хо­дил­ся под охра­ной об­ласт­но­го музея.